В эту минуту выходила из церкви Зембина; карета ее была подана, и в то время, когда один ливрейный лакей раздавал нищим милостыню, другой вел ее под руку по ступеням. В то время, как ехали в церковь, все воображали, что, возвращаясь, будут от души смеяться над свиданием Саши с Зембиной: теперь истинная горесть обоих так поразила Леоновых, что они одним молчанием скрывали свое замешательство и внутреннее раскаяние. » Мгновенная мысль блеснула в уме его; он хотел бежать, скрыться, но робкий взгляд его обратился на Леоновых, и он остался. Блуждающие взоры ее обратились на окружающих, но и это было без цели и даже без ее воли и сознания. Они нарочно стали поближе к Зембиной и старались выставить вперед Сашу, но тот, постояв несколько минут наравне с ними, удалился к задней стенке и там простоял всю обедню. С недоумением подняла Зембина глаза на Сашу, хотела сделать какой-то вопрос, но вид его мгновенно прервал все умственные ее способности. Еще одно мгновение, и она, протянув руки вперед, как будто желая обнять какой-то призрак, с глухим стоном упала без чувств.
Несколько дней спустя было назначено во дворце особенное торжество, по случаю какой-то победы. Несколько минут пробыли они оба в этом положении; наконец дядя поднял Сашу, с жаром обнял его, осенил знамением креста и отпустил. Все молчали; никто не чувствовал себя в состоянии утешать его, хотя никто не постигал причины необычайного происшествия. По указу великого государя «велено ему быть у Федоровской жены Нарышкина, у вдовы Овдотьи, и у матери ее, и у детей в приставах и держать во всякой осторожности, чтобы к ней, Овдотье, тайно никто не приходил и писем никаких не приносил, так же бы и они ни с кем тайно ничего не говорили и от себя писем и людей своих никуда не посылали. Зембин был дома, когда жена его возвратилась, и по суматохе, происшедшей в доме, тотчас же бросился с расспросами, а потом уже и к жене! Зембин продолжал хлопотать около жены, которая очень весело и беззаботно отвечала на его попечения и расспросы. Светлые летние петербургские ночи всегда производили в нем нервное раздражение и в последнее время только помогали его бессоннице, так что он, недели две назад, нарочно завел у себя на окнах эти толстые штофные гардины, не пропускавшие свету, когда их совсем опускали. Но это полузанятие идет у него между делом: в свободное время почему ж не позабавить почтенную публику, потешиться самому, да и деньгу притом зашибить.
Но те уже узнали о прибытии сильной колонны русской пехоты и спешили отступить на большую Смоленскую дорогу. Мы возвратились в большую залу, прошли по ней раза два и, когда музыка заиграла вальс, присели в уголку подле двух дам. Однажды приезжает он во французский спектакль, садится в первый ряд кресел, и, только что начинает Филис делать свои рулады, он затыкает себе уши, встает с кресел и с заткнутыми ушами торжественно проходит всю залу, кидая направо и налево взгляды презрения и негодования на недостойных французолюбцев, как их тогда называли в Москве. Грохольский прислушался и, побледнев, как смерть, тихо зашагал к беседовавшим. Он смел сказать ей, что ежедневные ее со мною свидания неприличны и могут подать повод к злословию… Он простер руки свои над головою Саши, который склонил пред ним колени. Он припадал к земле, поворачивал ухо к отверстию. ” Вот они меж собой пошептались, и один из них, купец третьей гильдии Парамонов, такой осанистый, с толстым брюхом и окладистой седой бородой, подошел ко мне, поклонился низехонько и говорит: „Ваше высокоблагородие, вы также изволите нашим делом заниматься – сиречь касательно сегодняшней поставки?
Вот и Александр Петрович был со мною… Да неужели я должен публиковать в газетах, что это уже вовсе до меня не касается и что я не обязан, по долгу службы, читать почти каждый день драматические произведения семинаристов, гимназистов и даже глубокомысленных московских гегелистов, из которых некоторые весьма усердно занимаются театром! Разумеется, результат всех догадок был тот, что Саша должен быть сын… Саша не слушал и не понимал слов ее. Сам не постигая своих чувств, Саша стоял перед нею на коленях и целовал ее руки. Одно мгновение решимости – и Саша стоял уже перед нею. Одни Леоновы и Саша знали причину происшествия и спешили удалиться. Леоновы спешили на паперть; Саша стоял уже там и с стесненным сердцем готовился к предстоящей сцене. Как приговоренный к казни пошел Саша к Леоновым, все изумились, видя необычайную печаль его. Как обидно недоверие человека, которого любишь (речь идет о муже). Если бы мне нужно было пойти за тебя на плаху – я бы с радостью сложил за любимую свою буйную голову! Если б Сельмин не был очевидцем и свидетелем сцены с Сашею на паперти, если бы не был удостоверен в притворстве Зембиной, то никак бы не догадался, что эта женщина испытывала в эту минуту величайшие страдания.